Мы договорились, что в случае зомби-апокалипсиса встретимся на чердаке нашей школы. Если уж так сложится, что когда завоют сирены, мы не будем рядом, то пойдём туда, где в первый раз признались друг другу в чувствах.
Что бы ни случилось, мы обязательно встретимся там. Даже если мы расстанемся, что, конечно, невозможно.
И вот мы расстались. И пролетели дни, пробежали недели, месяцы прошли одни за другим, прошагал почти целый год. Но зомби-апокалипсиса всё не было. И ты не видела смысла в том, чтобы видеться.
Я ждал зомби-апокалипсиса больше всех. Одно время я даже решил разобраться в химии, чтобы изобрести тот самый вирус, с которого всё начнётся. Достаточно быстро я понял, что это не моё, и мне оставалось лишь верить в человечество.
И вот разбилась та самая колба. И промчались минуты, просвистели часы, среда сменила вторник, за ним неизбежно нагрянул четверг, и по радио сказали, что по некоторым данным вирус поразил более восьмидесяти процентов континента, и его распространение, вероятно, уже не остановить.
Голос по радио сказал: “Оставайтесь, пожалуйста, дома”. Но как же я мог остаться? Договор есть договор.
На чердаке сыро, холодно и грязно. Кажется, раньше тут было тепло и чисто. По крайней мере, именно так мне запомнилось. Ещё здесь темно, потому что почерневшие окна не дают пробиться утреннему свету. Школьный чердак так похож на все те места, в которых я жил, когда ты ушла.
И наконец-то появился повод переехать.
Я слышу шорохи. Кто-то осторожно поднимается по лестнице.
Я чувствую, как напрягаются мышцы на моём лице. Кажется, это улыбка.
Покинув меня, ты произвела на меня неизгладимое впечатление. Но я всегда говорил себе, что ты вернёшься и станешь моим утюгом.
Пока тебя не было, я часто повторял: если тебе кажется, что внутри тебя зияет чёрная дыра, то помни, что свет не может из неё выйти. И значит, внутри тебя есть свет.
Меня всегда эта успокаивало.
Шаги приближаются, теперь я слышу их отчётливее. Поднимающийся человек хромает. И я не знаю, что меня пугает больше: то, что ты ранена, или то, что это кто-то другой.
Когда мы выбирали чердак в качестве места встречи, мы руководствовались логикой. Мы считали, что это место достаточно высоко и скрыто для того, чтобы сюда могли добраться зомби. На всякий случай, я достаю из футляра нож.
Хотя я знаю, что это ты. Это должна быть ты. Рано или поздно ты должна была прийти, я всегда в это верил.
Дверь открывается нараспашку, и мне в лицо бьёт луч фонаря.
– Кто вы? – говорит голос.
И я верил, что зомби-апокалипсис пусть не лучшая, но очень правильная причина для твоего возвращения.
– Что вы здесь делаете? – говорит голос.
И я верил, что всё будет так, как мы того захотим. Так и было раньше до тех пор, пока ты перестала хотеть нас.
– Как вы сюда попали? – говорит голос.
И я верил в теорию струн. Есть что-то волшебное в том, что наш мир похож на музыкальный инструмент. Порой мне кажется, что моя жизнь – это серенада в твою честь.
– Замок же был закрыт, – говорит голос.
И я верил, что ты обязательно найдёшь своего человека. И если это вдруг я, то ты просто меня ещё не нашла.
Меня берут под руки, куда-то ведут. И лишь когда я оказываюсь на свежем воздухе, где стоят дети с многочисленными цветами, то понимаю, что единственный зомби здесь я, и это мой личный апокалипсис.